Начало игры.
Май 63 н.э.
Время - около полудня.

Ее звали Эсфирь, и она одновременно гордилась и боялась. Гордиться, понятное дело, было чем - не всякому выпадает честь первым повстречать того, чье имя в устах его передающих звучало чем-то одновременно божественным, земным и легендарным, почти что сказочным. Оттого и боялась. Эсфирь вообще девушка благовоспитанная, и не дело благовоспитанной девушке шататься по окрестностям города, высматривая в толпе того, кого должна узнать и так, без чьих-либо подсказок.
А еще Эсфирь боялась, как бы чего не произошло в пути ни с ним, ни с нею. Именно поэтому с самым рассветом прибежала она к нему. Скрытно прибежала.
Ему около сорока, если так считать, он уже не сказать, чтобы молод, он отец двух чудесных дочерей, а еще при рождении дано ему было имя Иуда. Ну подумаешь, Иуда и Иуда, мало ли Иуд на свете. А оказалось вскорости, что Иуд-то немало, да вот Иуда - один. Пришлось уехать из Иерусалима, вроде его семья ко всему произошедшему отношения не имеет, да вот доказывать всякому - полжизни можно на это потратить. Так рассуждал его отец, в срочном порядке вывозя семью из города - уже двоих Иуд забили камнями в окрестностях Иерусалима, не хотелось, чтобы сын его стал третьим. Люди не больно склонны разбираться, кто там, и за что, и перед кем отвечает.
И велено было сыну забыть, что звали его Иудой, да и вообще, для пущей безопасности и для более спокойной жизни в Риме придумано было ему римское имя Юст. Мол, привыкай. Юст-Иуда и привык. Даже здесь, в римской общине, не сказал. По привычке, вероятно.
И вот отчего-то именно к нему является поутру дева Эсфирь и просит, чтобы Юст, Иуда, пошел к дороге вместо нее. Так и стоит теперь Иуда у развилки Соляной и Номентанской дорог, и ждет. Солнце восходит уже к зениту, а ушел он рано утром, успев только сказать жене, куда отправляется и зачем; уже и толпою наводнилась и развилка, и самая дорога, и ворота, а он все ждет, изредка всматриваясь в пыльную даль, прикладывая ладонь к глазам.
У ворот слышны отрывистые команды, бряцает оружие. Полдень. Караулы меняют. Преторианская гвардия точна настолько, что можно по ней сверять часы каждодневных своих трудов. Юст ждет.
Легкие шаги раздаются от ворот, это Эсфирь вернулась - должно быть, община узнала и пристыдила растерявшую всю свою и без того невеликую отвагу девицу, а может, девица сама передумала и решила доделать то, что было начато - Юст разворачивается лицом к ней, спиною к дороге; Эсфирь протягивает ему выдолбленную из дерева фляжку, наполненную некрепким вином. Иуда пьет. Эсфирь же смотрит на дорогу, потом вдруг меняется в лице - Иуда замечает это, когда отдает ей фляжку - и протягивает руки к развилке, кажется, еще миг - и падет на колени:
- Идет... идет!